СПЕЦИФИКА МЕТОДА АВТОНОМНЫХ РЕШЕНИЙ В РЕГУЛИРОВАНИИ ВНЕШНЕЭКОНОМИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ВОСТОЧНОЙ АЗИИ
16.12.2009 08:08
Автор: Олейников Олег Валентинович, аспирант Института Экономико-Правовых Исследований НАН Украины, магистр международного экономического и коммерческого права Университета Кюсю (LLM, Япония)
Одним из важнейших вопросов для субъектов хозяйственной деятельности является мера дозволенного поведения, очерченного правом. Принцип дозволенности является важной предпосылкой внешнеэкономической деятельности (далее – ВЭД). В условиях глобализированной экономики сегмент частного саморегулирования становится все более значительным. Презумпция дозволенности носит важную роль в обеспечении успешной законодательной политики. Шихата указывает, что ограничение как средство регулирования должно быть использовано в государственной политике только в исключительных случаях. Это подтверждается уроками из истории Европы 19 столетия и еще ранним примером исламского шариата, где право базировалось преимущественно на принципе дозволенности. [1] Шихата так определяет значимость принципа дозволенности: « (он) не только создает хорошую экономику, но и созидает хорошее право». [1]
Целью настоящей статьи является освещение специфических черт метода авономных решений в регулировании ВЭД в Восточной Азии. Метод рассматривается в свете характеристик саморегулирования участниками ВЭД в Японии и Китае, которые сегодня являются одними из лидеров международной повестки дня в сфере международных экономических отношений.
Одно из наиболее значимых событий для регулирования ВЭД в Японии произошло в 1979, когда принцип запрета в сфере внешней торговли в законе о внешнем обмене и внешней торговле (далее – “внешнеторговый закон”) был сменен принципом «дозволения». В то же время внешнеторговый закон был дополнен вопросами иностранных инвестиций, в связи с отменой закона об иностранных инвестициях. [2, c.143] Ст.1 закона гарантирует свободу внешнеэкономического обмена, торговли и иных операций, с минимальным необходимым контролем либо координацией. [3]
Районный суд г.Токио также способствовал созиданию саморегулирования в Японии в деле, известном как COCOM (Coordinating Committee for Multilateral Export Controls - Координационный комитет по многостороннему экспортному контролю). В этом деле истец подал иск к Министерству по международной торговле и индустриальной политике (далее - MTИП) в связи с отказом предоставить разрешение на экспорт в Китай некоторых электронных товаров. Обжалуемая мера была предпринята MTИП согласно международного соглашения COCOM, который требовал получения специального разрешения от MTИП на экспорт в коммунистическую страну определенных видов продукции. Истец обосновывал исковые требования тем, что свобода экспорта является частью общей свободы по осуществлению хозяйственной деятельности, которая в соответствии со ст. 22 Конституции может быть ограничена только в целях содействия общественному благосостоянию.
Суд, применяя толкование Конституции, нашел отказ MTИП не отвечающим требованиям Конституции. Суд указал, что статья 22 Конституции требует, чтобы ограничение хозяйственной деятельности было выражено в форме законодательства. В соответствии со ст.1 внешнеторгового закона цель закона была экономического характера, но обжалуемая мера MTИП основывалась на политической или стратегической цели. Принимая во внимание, что соглашение COCOM не регулировалось предметом внешнеторгового закона, суд постановил, что MITI действовал вне рамок полномочий, предоставленных законодательством. [2, c.15-16] Таким образом, данное дело установило важный прецедент регулирования ВЭД в Японии, согласно которому правительству разрешается введение ограничений только в случае, если целью рассматриваемого законодательства может быть истолковано содействие общественному благосостоянию в соответствии со ст. 22 Конституции. [2, c.18]
Стоит отметить, что в последнее время общепризнанной тенденцией регуляторной деятельности в Японии является дерегулирование, что должно позволить более широкие рамки саморегулирования. Однако существует ряд сомнений в отношении последовательности предпринятых реформ. Например, отдельные комментаторы указывают, что использование популярного слова – дерегулирование (kisey kanwa) является “лишь одним из многочисленных выражений, используемых японскими бюрократами, вовлеченных в искусных усилиях в поддержании status quo. Они разработали дюжины различных путей отказа, не показывая прямого сопротивления призывам к изменению. Иными словами, бюрократ выбирает слово kanwa, означая, что он не намерен что либо делать с регулированием ”.[4,c.69-70]
Почему Япония сталкивается с проблемами при дерегулировании, не смотря на поддержку реформы правительством? С позиций западной доктрины права является очевидным, что саморегулирование означает свободу бизнеса в конструировании своей деятельности. Однако проблема в том, что японское государство не относится к традиционному западному пониманию государства. Тесная связь между правительством и бизнесом является одним из наиболее значительных черт японского государства. Государство, как таковое, не обособляет себя от доминирующих торговых корпораций. Пекканен иллюстрирует несколько черт крупного бизнеса в Японии, включая агрессивные попытки защитить собственные интересы, наличие представительской структуры, влияние на нормотворчество правительства, направляющая роль по отношению к государственному вмешательству во внешнеэкономических отношениях. [5, c.266] Пекканен подчеркивает, что мы не должны недооценивать роль бизнеса в японском контексте: “пока государство все еще играет ключевую роль в распространении и поощрении поворота к праву во внешнеторговой политике, и формально остается центральным участником в системе международного публичного права, главной движущей силой легализма стал и по видимому останется доминирующие торговые корпорации ”.[6, c.288] Таким образом, крупный бизнес не заинтересован во всеобъемлющем дерегулировании в Японии в связи с наличием достаточного влияния на правительственное нормотворчество.
Японское правительство также нашло ряд возможностей воспользоваться частной инициативой на уровне саморегулирования. Наглядным примером является использование частных ассоциаций в угоду правительственных инициатив. С этой целью правительство определяет сферу регуляторного интереса и объявляет о подходах по содействию создания частных ассоциаций в этой сфере. В своей основе этот вид организаций создается ради благ участников частных ассоциаций. Однако деятельность этих ассоциаций получает публичное признание, поскольку правительство также получает пользу от определения определенной сферы, в которой ассоциация должна быть создана, а также от планирования их деятельности. Это еще один пример успешного сочетания публичных интересов и частных усилий, которые зачастую можно наблюдать в регуляторной деятельности в Японии. Как результат, метод автономных решений характеризуется уникальным сочетанием с методом императивных предписаний.
Характеристики уровня саморегулирования в Китае очень сильно отличаются от Японии. Основное противоречие прослеживается в уровнях восприятия права в китайском обществе. Официальная правовая культура характеризуется инструментализмом и формализмом, присущие традиционно сильному и всеобъемлющему институту государства в Китае. Однако этот формальный пласт не отражает общественное восприятие норм справедливости и стремления к автономности, существующее в обществе. Инструментализм и формализм являются очень важными концепциями для объяснения появления особого неформального пласта саморегулирования. Развитие сектора неформальных связей гуанкси, как побочного эффекта усиленного государственного вмешательства, может быть объяснено институциональными ограничениями государственной власти. Противоречие между нуждами бизнеса полагаться на предсказуемое и прозрачное предписания закона и доступности эффективных неформальных отношений являются мощными предпосылками в дальнейшем развитии китайской правовой системы. [6, c.13] Джонс даже утверждает, что гуанкси становится `институциональной альтернативой для высокоразвитых формальных правовых и бюрократических структур. Ее парадоксальным выводом является то, что гуанкси и верховенство права могут хорошо сосуществовать во взаимодополняющих, а не в антагонистических отношениях с тем, чтобы ‘прямо содействовать модернизации и росту капитализма’. [7, c.8]
В своей основе государственное регулирование ВЭД в Китае было построено по образу Советского Союза, в соответствии с которым способность компании участвовать во внешней торговли не была элементом правоспособности, а виделась в качестве особого статуса, лицензированного государством. [8] Предпринимая `политику открытых дверей` и путем вступления в ВТО, Китай постепенно изменяет регуляторную деятельность в уровня командного регулирования в направлении саморегулирования. Это подтверждает шесть следующих тенденций: предоставление непосредственных торговых прав во внешней торговле филиалам национальных торговых корпораций и другим частным организациям; большая прозрачность в политике; ослабление государственного контроля в отношении ценообразования товаров; обеспечение единообразия во внешнеторговой среде путем исключения больших расхождений между регионами, ослабление режима импортных лицензий, квот и разрешений по отношению к определенным товарным позициям; установление единообразного и контролируемого floating обменного курса. Одним из наиболее значительных изменений на уровне саморегулирования является существенное увеличение субъектов ВЭД. Например, до начала политики открытых дверей в Китае было лишь 10 национальных внешнеторговых корпораций, но в 1998 году количество предприятий, непосредственно задействованных во внешнюю торговлю, составило более 160000. [9, c.147-151]
Подводя итоги, можно отметить, что сторонники либерализации указывают, что переход регуляторной схемы в Китае и Японии на уровень саморегулирования является залогом успеха дальнейшего развития внешней торговли. Обе страны стремятся к более самодостаточному уровню саморегулирования, используя дерегулирование и обеспечивая свободу частной инициативы во внешнеторговых отношениях. В Китае данная тенденция начиналась с внешнеторгового сектора и распространилась почти на все секторы экономики. Однако обе страны имеют слаборазвитый уровень саморегулирования ВЭД. Несмотря на официальное провозглашение свободы ВЭД, японский бизнес достаточно сильно вовлечен в государственное управление и не особо заинтересован в получении широкой свободы в саморегулировании за счет утраты государственных связей. Китайский инструментализм и формализм дополняется широким сектором неформальных отношений субъектов хозяйственной деятельности, существующих помимо государственного регулирования.
Источники:
1. Shihata Ibrahim F.I., The Role of Law in Business Development, 20 Fordham International Law Journal 1577 (1997)
2. Matsushita Mitsuo, International Trade and Competition Law in Japan (Oxford; Tokyo: Oxford University Press , 1993)
3. Foreign Exchange and Foreign Trade Law (No. 228, 1949), доступен на: http://www.japaneselawtranslation.go.jp/ law/ detail/ ?ft=1&re=02&dn=1&co=01&x=0&y=0&ky=foreign+control&page=24 (последнее посещение 3 июля 2009 года)
4. Miyamoto Masao, Deregulating Japan`s Soul in Unlocking the Bureaucrat`s Kingdom. Deregulation and the Japanese Economy (Frank Gibney ed., Brookings, 1998).
5. Pekkanen Saadia M., Japan`s Aggressive Legalism: Law and Foreign Trade Politics Beyond the WTO (Stanford University Press, 2008).
6. Potter Pitman, The Chinese Legal System: Globalization and Local Legal Culture (Routledge, 2001).
7. Law, Capitalism and Power in Asia: the Rule of Law and Legal Institutions (Kanishka Jayasuriya ed., London: Routledge, 1999).
8. Williams Mark & Jianhua Zhong, The Capacity of Chinese Enterprises to Engage in Foreign Trade: Does Restriction Help or Hinder China's Trade Relations? 8 J. Transnat'l L. & Pol'y 197 (1999), доступен на http://www.lexisnexis.com.
9. Wang Kui Hua, Chinese Commercial Law (Melbourne; Oxford: Oxford University Press, 2000).
e-mail: oleg_oleinikov@yahoo.com
Ця робота ліцензується відповідно до Creative Commons Attribution 4.0 International License
Знайшли помилку? Виділіть помилковий текст і натисніть Ctrl + Enter